|
Живые иллюстрации. (Не без купюр)
15-16 октября 2004 г, Нью-Йорк.
Red Rose
В жизни надо быть кем-то одним: или другом детей, или защитником памятников архитектуры, или журналистом. Совмещать в себе все три, несколько противоречащие друг другу ипостаси, без ущерба для собственного имиджа и репутации, совершенно невозможно. Но на мою долю, все-таки, выпало несение как раз вот такого креста. Самым легким разрешением дилеммы, в данном случае, было бы молчать, аки рыба, да и все. Ну пострадала бы журналистика – не беда. Да вот парадокс – пострадали тогда бы и обе оставшиеся стороны – «дружба» и «защита». А поскольку я пишу не для того, чтобы питаться с выданных мне за словесные формы дивидендов, а от того, что внутри где-то есть невероятная потребность сказать как можно больше хорошего про людей и музыкантов, которых я уважаю и всей душой люблю, сказать, дабы помочь перевесить «доброй» чаше тех весов, на которых кипами навалены разнообразные изыски коллег по цеху о «Машине времени». Ну а еще пишу потому, что есть на свете добрые хорошие люди, с которыми искренне хочется поделиться, и которые, как кажется, поймут и воспримут правильно все рассказанное. ...Наивность последней веры меня как-то очень крупно подвела, из чего я пришла к выводу, что делиться всем – это вовсе не благородство, а чистой воды глупость. И если не пускают за кулисы 99% желающих туда попасть, то значит в этом есть своя сермяжная правда и наивысший смысл, и значит, не судьба им, сердешным, узнавать, что там за таинства совершаются. Поэтому, позвольте мне пойти извечным, проторенным и избитым, путем-дорожкой, использовав старые добрые приемы отточия, купюр и параграфов, прерывающихся на самом интересном месте. Такова селяви. Не взыщите.
Для представителя нормальных людей, поход на концерт – одно из культурных мероприятий, в большей или меньшей степени его волнующее до, во время и после его свершения. И это правильно. И от нормального человека всегда можно услышать нормальные впечатления, «за» и «против», объективные оценки, субъективные мнения, и это прекрасно. Сразу раскрою главный свой недостаток: я не могу причислить себя к этому разряду совершенно нормальных людей. Когда в наши края приезжает «Машина времени», для меня это не значит грядущее ломовое культурное мероприятие, точнее, значит, конечно, но не в первую очередь. В первую очередь у меня возникает ощущение, что приехали какие-то очень родные и близкие люди, которых я жутко хочу увидеть и по которым я невероятно соскучилась. Этот октябрь не составил исключения. Ну а теперь, когда я сделала объясняющее вступление, можно переходить и непосредственно к тексту.
Юбилейный концерт «Машины времени» в Нью-Йорке предварялся персональной художественной выставкой Андрея Макаревича, презентация которой случилась на Бродвее на день раньше, т.е. 15 октября. Надо сказать, что несмотря на то, что выставки своих работ Андрей периодически делает, и его картины ездили и в Италию, и в Англию, и, как вы помните, достойно красовались на Манеже в дни его 50-летнего юбилея, в США это первая выставка. 42 работы приехали и будут гостить в выставочном зале «Broadway Gallery» (473 Broadway 7th Floor, New York) до 1 ноября, где желающие смогут не только познакомиться с картинами, но и стать счастливыми обладателями любых понравившихся.
Вам этого никто не скажет, но подготовка выставки, во всех ее далеко не художественных деталях и столярных прелестях, практически полностью была осуществлена лично Андреем Макаревичем. Безусловно, неоценимы все действия и организатора этой выставки, Ольги Чемохуд, но вот участие самого художника в «кухне» - дело, согласитесь, нечастое. Андрей лихо накручивал металлические крепежные шпагаты на обратную сторону рам, заправски забивал в стену гвозди, потом безжалостно выдергивал их обратно, если картина оказывалась хоть на миллиметр выше или ниже предполагаемого места пребывания, забирался на стулья и стремянки, чтобы собственноручно водрузить свое произведение на отведенную ей и только ей часть стены. Однако, кстати, выдергивать гвозди приходилось крайне редко, благодаря фантастическому глазомеру Андрея, соединенного с органическим чувством пространства. У меня каждый раз чуток подъезжала набок крыша, когда Андрей, сделав несколько элегантных пассов пальцами от одной точки до другой, совершенно серьезно заявлял: «Здесь 24 см. А здесь – 8» Не выдержав один раз, я сказала: «Откуда ты знаешь?» «Хочешь проверить?», - достаточно флегматично предложил он мне. Я взяла линейку и проверила. Ради любопытства. Думаете, он ошибся хоть на миллиметр? Ха! Перестав удивляться, подавала гвоздь и молоток и, придерживая очередную картину, прослушивала не в первый раз авторский комментарий, что рисовать гораздо легче. С 10 утра и до 5 вечера, не покладая рук, да и не присев практически почти ни разу, Андрей, в простой футболке и таких бытовых заботах, растерял напрочь всю свою звездность (которой у него и так маловато в запасе), а присутствие обоих его замечательных ребятишек Ивана и Даны сделали ситуацию ну совершенно уж домашней. А в 5 часов Андрей Макаревич облачился в костюм Дракулы (это я так назвала: черная пара пиджака и брюк, яростно подчеркнутая ярко-алой поддевкой), приосанился, прошелся туда-сюда по залу, и стал тем самым Макаревичем, которого все привыкли видеть по телевизору. Кстати, тут и телевидение заявилось. И пошли интервью, беседы, разговоры, а потом и первые посетители подоспели. И наша уютная художественная обитель превратилась в великосветское тусовочное место. Имена присутствующих перечислять не буду. Скажу, что были и известные лица, и лица неизвестные. Друзья по музыкальному коллективу также зашли на огонек. Ненадолго, правда. Но им надо было хорошо отдохнуть перед предстоящим концертом. Правда, поразителен факт, что отдохнуть надо было бы и Андрею, да, похоже, он об этом думал в самую последнюю очередь.
Я посмотрела на выставку новыми глазами. То есть, все эти картины за много часов общения с ними, стали привычными и знакомыми, но не как картины, а как объекты. С художественной точки зрения рассмотреть их я в процессе подготовки толком не успела, хотя, пара рисунков, как магниты, постоянно заставляли притормозить около них, чтобы глянуть еще разок. Ну а теперь, когда все только и занимались тем, что рассматривали картины, я присоединилась к толпе и решила тоже стать посетителем, абстрагировавшись от того, насколько высоко-низко что висит, и не зияют ли на стене какие-нибудь пятна.
....Рыбы плыли, и плыли, и плыли... От чего создавалось впечатление какого-то безграничного пространства, океана вокруг, свободы, как ни избито, может быть, это прозвучит. Почти все рыбы у Андрея плывут слева направо, повернув свои величественные и бесстрастные физиономии в направлении, одному им ведомому. Правда, есть несколько рыбешек, решивших плыть в обратную сторону. Вообще, от рыб возникает такое впечатение, что Андрей создал их и выпустил в мировой океан, вот так, на все четыре стороны, но они, между прочим, этим нисколько не тяготятся, совершенно точно зная свое предназначение и место своего обитания, куда неспешно и самодостаточно направляются. Не злоупотребляя обилием цветов и вычурностью, художник легко держится в рамках классического тонкого вкуса, а его женские портреты, не умиляют пошленькой кукольной привлекательностью и не являются хвалебной песнью глазкам и носикам, это просто олицетворение характеров, которым он нашел очертания. Что гораздо ценнее. От каждой картины Андрея веет умиротворением и какой-то законченностью. Бывают же вообще в природе такие картины, к которым хочется что-то подрисовать или, стоя возле которых, долго терзаешься вопросом: «ну и что дальше то?», осознавая внутренне какую-то незаконченность. Здесь совсем не так. Каждая картина Андрея живет своей жизнью, вполне определившейся и несущей чудесный поток настроения. Того самого настроения, которым был заряжен автор, когда ее создавал.
Во время презентации Андрей был весел, доброжелателен, общителен, в общем – душа компании. Я ничуть не преувеличу, сказав, что он очаровал всех, кто увидел его впервые не на сцене. Не было отказа ни в чем: ни в автографах, ни в предложениях сфотографироваться, ни в частных беседах, ни в улыбках. Я промолчу про великолепный вкуснющий фуршетный стол... Хотя – щедрость хозяина, она и этим тоже выражается. Ну а старые знакомые просто получили кайф от возможности еще раз увидеться. (несколько фотографий с выставки есть в нашем фотоальбоме)
Правда, увидеться посчастливилось и еще раз, на следующий день, но уже в зале в Lincoln Center, на юбилейном концерте «Машины времени».
Замечатльный зал, созданный, вообще-то, для симфонических концертов, обладал чудесной акустикой. А Дима Бухаров, имея чудотворные навыки, сделал всем очередной подарок в виде восхитительного звука. В себе зал насчитывал 2, 5 тысячи кресел, которые размещались как в партере, так и в четырех ярусах балконов. Скажу сразу. Заполнены были они все.
Публика пришла разная. Ну, собственно, как и всегда – она ходит разная на все мероприятия. Как правило, зрителя концертов «МВ» стабильно можно разделять на несколько категорий:
Вот, пожалуй, и все, за редким вариационным исключением. По возрасту зал был разнородным, хотя, безусловно, на передовых рядах, где подороже, в основном сверкали лысины и седины. Но где сей расклад выглядит иначе? В этом смысле между Нью-Йорком и Таганрогом никакой разницы нет.
Однако, было очень много молодежи.
А еще, за несколько рядов от меня, оказалась интересная своеобразная троица: бабушка лет 50, ее дочка лет 25 и 5-летняя внучка. Во время последних, ударных песен, они все втроем, переплетя руки, как в сиртаки, жизнерадостно отплясывали, являя собой живую иллюстрацию связи трех поколений, выросших на песнях «Машины времени». Как жаль, что не было у меня камеры!
Кстати, о живых иллюстрациях. Их было достаточно много, забавных, на этом концерте. Вот, к примеру, еще одна из них. На первых порах зал был мертвым, словно море во время отлива. Продолжалось сие долго ли, коротко ли, но продолжалось, начиная меня, кстати, волновать. И тут зазвучала песня про глупого скворца. Зал продолжал неподвижно внимать, как вдруг на отдаленном балкончике сбоку поднялась и энергично задвигалась одинокая мужская фигурка. Она отчаянно отплясывала, одна, не обращая внимания на всеобщий зрительский покой... Если вы вспомните слова этой песни и представите себе этого одинокого зрителя, то вы поймете, почему я смеялась до слез, с умилением глядя на балкончик. «Какой он, все-таки, глупый, кому теперь нужны смельчаки... Быть может, стало лишь чуть-чуть теплее от одинокой песни его...». Во второй раз я посетовала об отсутствующей камере. В данном случае – видеокамере. Потому что здесь звуковое сопровождение было неотъемлемой частью.
Кстати, камеру я вовсе не забыла, а просто на входе их отобрали у всех тетеньки в униформах, не спросив ни фамилии, ни целей. Отобрали, и все.
После того, как «глупый скворец» спел и сплясал для нас, лично у меня настроение стало хулигански-веселым. Я стала с интересом наблюдать за дальнейшим развитием событий. Они не заставили себя ждать, явив прямо перед моими глазами живую иллюстрацию №3 и заставив пожалеть об отсутствии камеры и вспомнить недобрым словом блюстительниц порядка в третий раз. Молодой человек, заслышав песню «Костер», достал зажигалку, воспламенил фитиль, и стоя в нирване продолжил прослушивание бессмертной песни. Он еще не видел, а я уже заметила, как по проходу необратимо движется чернокожая дама в униформе, полная решительности и возмущения. Дама подошла, и, постучав по плечу молодого человека, коротко и безапелляционно вынудила потушить огонек. Парню пришлось подчиниться. Ничего смешного, - скажете вы. Правильно. Пока не узнаете, что произошло это секунда в секунду с прозвучавшими словами: «И через час большой огонь угас, но в этот час стало всем светлей». Парень, вероятно, воспринял сие, как символику, иначе как объяснить, что, вопреки ожидаемому, обрадовался еще больше, чем если бы ему разрешили зажечь все имеющиеся у него горящие предметы разом. Тетка не поняла ничего, особенно поднявшегося в эпицентре события гогота.
Правда, блюстителям порядка пришлось туговато. Сначала, пока все с цивильными лицами внимали песням, они были спокойны и даже скучали у себя в уголках. Но по мере оживания зала, оживляться приходилось и им. Спонтанно вспыхивающие очаги танцующих приходилось подавлять и, как в хорошие советские времена, рассаживать вскочивших по своим местам. Зажигалка вообще оказалась как плевок в их суровые служащие лица. Но они не знали, что вскоре грядет неминучее – «Свеча», и все их усилия окажутся тщетными и их служебное рвение будет перечеркнуто крест на крест.
Ближе к концу действа, с залом что-то произошло. Он ожил. Встали сначала передние ряды (и не мудрено, ведь если там сидят не чурбаны напыщенные, то устоять сложно – волна энергетики всей своей первородной мощью сначала выплескивается на них, далее протекая в зал по убывающей, хоть и незаметной). Начали они плясать, и хлопать, и топать, и радоваться жизни в открытую. За ними и далее прокатилась волна. И ожил весь зал. «Что-то вы раздухарились!», - радостно удивился Андрей Макаревич. И началась самая заводная часть концерта.
Когда же зазвучала финальная «Свеча», зал уже был на ногах весь, энергетика витала волшебная и ощутимая, и то тут, то там начали вспыхивать зажигалки, неотвратимо превращая весь зал в живые мерцающие огоньки. Веяние времени добавило горящие экранчики мобильников, которые мерно раскачивались, так же, как и их огненные собратья, и, словно с удивлением от такого использования хозяевами, озаряли своим электронным свечением кусочки темноты.
Я не стану перечислять песни, комментарии и слова музыкантов – все это уже привычно и сто раз было. Скажу только, что привезли практически все песни, которые звучали на Красной площади, кроме «Музыки под снегом» и «Черно-белого цвета». К сожалению. Но сделано это было исключительно по требованиям администрации зала. Требования же были покинуть помещение в определенное время и ни минутой позже.
...Потому они и закрыли все двери, оставив нас с дочерью без пальто, без той же самой пресловутой камеры и без сумок. Так как вещи было в гардеробе, а мы – в гримерке. Правда, к чести сторожей, вещи нам возвернули достаточно быстро и без проблем. Хотя, долго удивлялись, как можно было забыть такое количество вещей? Вы понимаете, что мы малодушно сказали «забыли», потому что объяснять совершенно посторонним людям факт, что мы предпочли общение собственным пожиткам, было делом неблагодарным.
Концерт у меня оставил какое-то пестрое, спонтанное, неуловимое чувство. Поэтому, и пишу, наверное, оборванно и непонятно – просто не улеглось все еще в свою нишу. Но я спросила о впечатлениях человека, мнение которого для меня очень и очень важно, потому что оно уникально и совершенно лишено и лести, и пристрастия, и предвзятости. Это мнение Вани Макаревича, сына Андрея. Иван, хоть никогда и не был фаном «Машины времени» (по вполне объяснимым причинам), но всегда относился и относится к творчеству отца с большим уважением, что со стороны выглядит и честно и приятно одновременно. Так вот, по поводу этого концерта, он сказал мне примерно следующее: «Было потрясающе! Мне, несмотря на то, что я это все сто раз уже везде переслушал, по-настоящему понравилось!» Я про себя подумала: если уж Иван так считает, то концерт однозначно удался! Моя дочь, с достаточной долей скептицизма отправлявшаяся на концерт, и до последнего дня все еще размышлявшая идти - не идти, и решившая, наконец, пойти, как я понимаю, только из уважения к матери, получила огромное удовольствие и была очень даже рада, что окунулась в эту атмосферу. По дороге домой, она призналась мне: «Все-таки, такая большая разница, когда слушаешь живое исполнение, и когда просто CD! Я, например, сейчас поняла смысл очень многих песен, а раньше они у меня мимо ушей как фон проходили. И теперь понимаю, что в этих песнях может нравится. Да и вообще, все было очень здорово... И «старик Державин нас заметил»... Последнее замечание относилось к прошедшему ее общению с Андреем Державиным.
Итак, два больших и значимых подтверждения, что концерт удался замечательным, я получила. Но еще я получила и третье: не усталое и измотанное, а сияющее, доброжелательное и жизнерадостное лицо Андрея Макаревича, что увидеть после концерта можно так же часто, как цветок кактуса.
Нет, все-таки, люблю я «Машину времени»! Вот уже 28-й год с удивлением делаю для себя это открытие, никак не разгадав феномен этой любви. Да и не надо ничего отгадывать. Не надо даже было ничего писать. Надо просто слушать и любить, любить и слушать. И этого будет достаточно на всю оставшуюся жизнь.
|