Андрея Макаревича журналисты «достали». Поэтому он написал книгу — чтобы больше не давать интервью. Бог с ним. Из-за этого без работы мы не останемся. Да и Макаревича и его легендарную «Машину» любил и люблю — они все-таки из нашей молодости. Это как Леонид Утесов для старшего поколения. И Андрея понимаю: уже хотел однажды с ним поговорить, да в тот раз решил «не доставать». Теперь вот не удержался... Тем более что книга его еще не вышла, и интервью мне и белорусским коллегам Макаревич дал. Он меня вообще очень удивил, сказав, что «самоанализом» (его словечко) не занимается — «не люблю копаться в самом себе», — добавил Макаревич. Я полагал, что он только и делает, что ворошит свою светлую душу... — Ну, а друзей терял? — Нет. Скорее приобретал. — А за что ты ценишь друзей? — За верность, за честность, за то, что мы их любим. Из Макаревича: «Но старых друзей все меньше у нас. И новые их не заменят». Вот так, значит, не про себя он это писал. — Андрей, что ты больше любишь? — Я люблю массу разных вещей: поплавать под водой, походить по лесу, посидеть с друзьями, покататься на горных лыжах, послушать хорошую музыку, прокатиться на хорошем автомобиле. — У тебя есть хороший автомобиль? — Есть вроде... — Что значит «вроде»? — Ну, по нашим меркам он хороший. Я не думал, что у Андрея Макаревича нет фрака — я полагал, что у него есть все. Но раз уж он не умеет танцевать вальс, то фрак ему, конечно, не нужен. Андрей вообще не понимает, как можно попадать двумя ногами на три такта. А фрак? — «Ну я же не дирижер! Вот смокинг — это можно!». — Артем Троицкий в своем «Путешествии рок-н-ролла в стране большевиков» заметил, что из всех московских рок-групп пятнадцать лет назад «Машина времени» была самой слабой в исполнительском отношении. Однако лучшие музыканты тех лет — кто эмигрировал, кто спился, а «корявый» Макаревич стал национальным культурным институтом. Как тебе это? — Я думаю, что пятнадцать лет назад мы действительно были не самой сильной технически группой. Были группы и посильнее. Но, безусловно, мы были и не самыми слабыми. Мы брали не техникой, не музыкальным профессионализмом, а словом, живым русским словом. — Ты чувствуешь, что с годами растешь в музыке, в поэзии? — Ну, в поэзии, пожалуй, да. Наверное, с годами я стал интереснее. — Если бы у тебя не было музыкального слуха, чем бы ты занимался? — А почему вы решили, что он у меня есть?.. Рисовал бы, наверное. Макаревич обиделся на замечание, что популярность «Машины» упала: «Я не заметил никакого падения популярности, — сказал он. — Мне все это время приходилось работать во Дворцах спорта. Они были полны. И люди ночами стояли за билетами. Тогда исправимся: популярность не упала, а притупилась. Пойдет? — Андрей, ты никогда не работаешь на зрителя? Ты делаешь только то, что тебе самому нравится? — Ну, это довольно часто совпадает. Я же вижу реакции! Но в основном я работаю, конечно, только «от себя», а не на зрителя. Зритель ведь бывает очень разный: на кого именно работать? — Ты стал философией целого поколения. Теперь эти люди, твои ровесники, не ходят (или бывают редко) на твои концерты. Зато приходит много молодежи. Как ты считаешь, что привлекает молодых на «Машину»? — Я считаю, что возраст — не главное... А вообще это надо у них спросить. Я не знаю, что их привлекает. Я лично делаю то, что мне интересно. А то, что люди в 35—40 лет большей частью перестают ходить на концерты, так это естественно: у них жизнь меняется. У них масса других забот — работа, семья, дети. Это не значит, что они к нам хуже относятся. Они слушают нашу музыку дома и по-прежнему очень ее любят. Ну а ходить на концерты и балдеть около сцены у них нет уже возможности и сил. — У тебя грандиозный опыт и масса знакомых музыкантов. Почему бы тебе не создать свой театр? . — Я не ощущаю себя учителем. — Андрей, ты снимался в кино. Как ты сам относишься к тому, что ты сделал в кинематографе? — Я не должен оценивать то, что я делаю. Это вы должны оценивать, зрители должны оценивать. — В начале вашей музыкальной карьеры рок-музыканты были едва не единственным средством борьбы с социальным злом. Теперь есть пресса, ТВ. А что остается рок-музыкантам, ведь многие из них больше ничего и не умеют делать? — Это обратная сторона уродливости нашей рок-музыки. Из-за того что она росла черт знает в каких условиях, под постоянным прессом, она и выросла кривобокой... В любой стране мира рока на ТВ гораздо меньше, нежели у нас. В Америке есть MTV, а остальные 60 каналов рок-музыку не показывают вообще: она интересует не очень большое количество людей. — У тебя есть строчка: «Себя считали кем-то из немногих». А себя ты считал «кем-то» этаким? — Нет, — так искренне сказал Макаревич, что я ему поверил.
|