«Если ты видишь меня
смеющимся, знай
что я смеюсь, чтобы
сдержать рыдания».
Блюз «С печалью в сердце».

Мне снятся сны. Мучительно длинные. Цветные-цветные.
Иногда летаю: оттолкнусь ногой и через открытую дверь – в другую комнату, а потом – на улицу. Дух захватывает, внизу почему-то кавказский пейзаж: скалы и море – с грохотом врезается в берег. Грохот все сильнее. Усилительные колонки, кажется, бьются в падучей. Прижимаюсь к кулисе. В трех метрах от меня – Макаревич!!! В синеньких джинсах-клеш (ах моя юность!), в ботинках на платформе. В белой рубашечке (праздничной). За ним – усатый-бородатый Женя Маргулис, красавец – Саша Кутиков. Рядом – только руку протянуть – на здоровенный табурет плюхается здоровенный и веселый в клеnчатых огромных, как у клоуна, шортах Петр Подгородецкий. Наверное, хочет меня разбудить. Сквозь очки озорно смотрит прямо в глаза.

– А ничего ребята играют? Еще есть порох в пороховницах?
– Ничего, – отвечаю.
– Ух, – выдыхает Петр, срывается с места к своему «фоно».

Колю себя длинным ногтем в ладонь. Больно.
Не сон? Не сон!
Все – явь.
И визжащий в восторге битком набитый зал.
И лопнувшая струна на гитаре Маргугиса.
И короткое, как комплимент, макаревичское – в микрофон: наконец на 23 году своего существования мы доехали до вашего города. Ура! Беснуются фаны.
И истекающие негой гитарно-клавишно-ударные звуки.
И песни, обернутые сверкающей зрительской любовью, как конфеты в «эолотинку».
И веселый шепот «Похож Он на кролика?» «Похож, похож...»

И торопливые, между музыкальными фразами, автографы на пластинках. И нарядные детки с цветами, и провинциальные девочки в мятых юбчонках и какой-то поклонник под лучами софитов. И благодарно-слезное, «коллективное» (всем залом): «Новый поворот. Что он нам несет? Пропасть или взлет? Омут или брод? И не разберешь, пока не повернешь». («Господи, очнись, – говорю я себе, – ведь тоже поешь, фанатка»)

Отрезвление не приходит даже в толпе радио-, теле- и «газетожурналистов», стоящих у Его двери. Вот сейчас... Один на один поговорим за жизнь... Но нас приглашают всех (!) вместе (!). Маэстро – напротив. Вжатый в кресло. Ноги в черных носках – на газетке. Понятно: отдыхает устал, но все же, все же... Может, мы все-таки по одному проинтервьюируем? Нет. Он не будет по 100 раз, как попугай, повторять одно и то же. Почему одно и то же? Да потому что мы не спросим ничего нового. Поспе сих слов наши ряды поредели. И мы остались вдвоем с коллегой. Задаю вопросы.

– Вы недавно заявили в «Эхо Москвы», что Вы счастливый человек. Такое смелое заявление. (Ох. неправда, ведь хочу сказать: «Счастливы только дураки»)
– Что ж тут смелого, простите?
Опять лукавлю:
– Я ни разу не видела счастливых людей
– А я вижу очень много счастливых людей вокруг себя.
– Почему же Вы счастливы?
– Потому что я занимаюсь любимым делом, которое одновременно является моей работой, и вдобавок ко всему, я вижу, что результат этого дела нужен не мне одному, а еще какому-то количеству людей. Считаю, что этого вполне достаточно для счастья.
– Почему, когда Вы играете, у Вас иногда такое трагическое выражение лица?
– Не замечал. Да вообще вокруг мало радостного происходит.
– Вы хороший муж, отец?
– Это надо не у меня спрашивать, а у сына и жены.
– А сколько сыну лет?
– Скоро пять будет (Может быть, спрошу, когда подрастет)
– Вы занимаетесь меценатством?
– Нет.
– Но Вы богатый человек?
– Нет.
– Странно.
– Почему странно... То, что я заработаю здесь на концертах, хватит на 4 обеда по сегодняшним ценам.

Бедный Макаревич. Я потупляю взор и утыкаюсь в черные носки. Нет, лучше смотреть на его лицо, которое учит нас вяло и устало, как лицо старца – у камина Ведь все не то спрашиваем...

– Ваши друзья говорили, по-моему, Саша Кутиков...
– Кутиков в соседней комнате, – перебивает, – спросите его.

Действительно, чего бы не поговорить с Кутиковым, Маргулисом... Так нет, нам подавай Макаревича! Тогда терпите, сударыня.
– Скажите, Андрей. Вам никогда не бывает неловко перед коллегами, ведь Вам достается львиная доля славы, журналисты осаждают.
– Я бы им такого «счастья» не пожелал.
– Как Вы относитесь к «ругательным» статьям в прессе?
– Никак
– Есть в Вашей работе то. что Вы ненавидите?
– Есть
– Что?
– Интервью. Каждую неделю в центральной прессе выходит интервью со мной Зачем еще это делать. Напишите рецензию. Я все рассказал в своих песнях .
– Вы по характеру...
– Я нормальный.

А мы, дураки ненормальные, Вас, маэстро, все равно любим.
Слышишь. Андрюша!
Блюз «Шанхай»!..
А за любовь надо платить...

Плетемся по таящему темному городу.
– А ты – такая красотка сегодня, надела такое (!) платье для него, – «подкалывает» мой спутник.
– Да не для него. Вообще, – бурчу – Ты тоже красивый...

Вот такой получился блюз между мажором концерта и минором «закулисья». И эта неверная раздвоенность накатывала и откатывала, словно морские вопны неслиянного соединения смеха и слез, радости и горя.

Спать. Уснуть и лететь: внизу – скалы и море. Приятных вам сновидений, господа. Желаю никогда не просыпаться. И Вам, МАЭСТРО, – того же.

ВАЛЕЕВА-МАТЯЖ,
г.Иваново.